Ожидая, когда они вернутся домой

ОЖИДАЯ, КОГДА ОНИ ВЕРНУТСЯ ДОМОЙ Однажды, придя ночью с работы, я обнаружил на подоконнике несвежий окурок. Я не курю, гостей не было. Странно… Странно тем более, что именно такие сигареты лежат в коробке в стенном шкафу, на всякий случай. Попытаемся объяснить произошедшее. Вариант 1. Окурок залетел в квартиру через открытую форточку. Немыслимо. Я живу на последнем этаже. Вероятность того, что окурок подхватило ветром и аккуратно приземлило на мой подоконник, уж не знаю откуда, с крыши ли, с соседнего окна, крайне мала, ибо никакого ветра сегодня не было. Вариант 2. Курил я. Кажется, я бы запомнил такое, ведь я не курю. К тому же я затушил бы окурок в пепельнице. Однако, он догорел не здесь – на подоконнике нет ожога. Оба варианта неубедительны и откровенно скучны. Волнует меня Вариант 3. Некто имеет доступ в мою квартиру. Кто-то, кого не интересуют мои вещи и деньги. Кто-то, цели кого неведомы. Тот, кто хочет чтобы я знал о его присутствии. Представляю без страха как кто-то, он или она, стоит в темноте и смотрит как я сплю. Глава один Когда наступил конец света, я был на работе. Сидел тупил в телевизор. Кофе медленно остывал на столе. Сквозь тело пролегла хорда необъяснимой тревоги. Железные засовы лязгнули и я в темноте сижу гонимый. Такой гонимый, что уж дальше некуда. Но даже когда с работы пришел, не сразу понял, что произошло. Вроде всё то же самое, но свет немного изменился, стал тусклым каким-то, серым. Подбросил монетку – она в воздухе повисла. Потом свет погас во всем городе. Думали поначалу, что авария. Да нет, оказалось – энергетики посмотрели там у себя, все нормально. Но все же видят, что не нормально. Тогда я только начинал догадываться, что неповторимое произошло. Город замерзать стал. А зима, как назло, очень мерзко началась – снега нет, холодно и ветер колючий порывами хлещет по щекам. Даже самые отъявленные отморозки тогда оделись потеплее. Да только поздно было, превращаться они стали, утрачивать человеческое. Так у нас в городе появились голожопые зомби. А голожопые потому что куртка-то, застегнутая, никуда не денется, а штаны так и так сползут, потому что худеет зомби. Ходили с обмороженными почерневшими задницами, а брюки внизу, как колодки на ногах. Еще Чёрная Истома появилась. Гонял ночью микроавтобус полупризрачный по городу, и теперь проститутки сами клиента себе выбирали. Не дай бог тебя или меня или еще кого из наших. Заходили к избранному и выходили через час, а то и два. И никто не знал, что они там делают – свидетелей не было. А потом человек Чёрной Истомой исходил, не мог забыть проститутку, тосковал. Ни ел, ни пил, никуда не ходил, только мастурбировал, смотря в потолок и так до самой смерти. *** -А как же Сергей? -Всё позабыл… Ни ел, ни пил Только вяло дрочил. -Да… Был мужик Нет мужика Сожрала Чёрная Тоска. *** Что сказать о Валере Валероне… Знаю, что дед его бежал из Испании в СССР после победы Франко, потому и фамилия Валерон. Испанская фамилия. Знаю, что давным-давно он играл на басе в группе Secret Season. Нелепый брит-поп, но басовые партии словно отдельной жизнью жили, тревожные, мощные. Потому и был он изгнан из группы – девочек от музыки отпугивал, подсознательное беспокойство в них вселял. Валерон не расстроился, тем более, что разочаровался уже тогда в исполнении музыки большим коллективом. Изгнанный Валерон решил тогда сам сочинять, в одиночку. К тому времени он прочитал легенду о композиторе Хюпщманне и загорелся идеей обезличенности музыки. Решив играть сугубо суровый андеграунд, который не станет слушать никто, кроме него самого, Валерон подумал, о том, что в одиночку наслаждаться подобным творчеством будет скучновато. Надо найти еще одного музыканта, - рассудил Валерон. Тогда будет с кем слушать конечный продукт, будет с кем разделить радость. Поиски единомышленника сопровождались постоянными экспериментами со звуком. Записав кустарным методом пару вещей без названия, он выложил их в сеть под заголовком Пальто Мёртвого Ребёнка, сопроводив их объявлением о том, что требуется компаньон для создания музыки. Ждать пришлось долго, лето было холодное, и когда Валерон уже почти отчаялся, на горизонте появился парень по имени Иванио, имевший твердое намерение петь. В душе Иванио пышным цветом цвела вселенская тоска. Он носил футболку на которой было написано «печаль» и слушал группу Esoteric. Первое демо назвали «Выжженные Твоим сиянием глаза». Жесткий, враждебный бас и скрежещущая гитара, иногда взрывающаяся беспокойными мелодиями. Только гитара, бас, да шумы, записанные на улицах города. Второе демо «Квартира с запахом как из могилы» было более разнообразным. Именно на нем они нашли свой звук. И от него несло сыростью. Вскоре после окончания записи произошли два инцидента. Однажды Иванио и Валерон слушали одну из своих вещей, в которой были такие слова: «Когда ты поймешь, что не будет стыда/ И руки твои обнимут весь асфальт мира». Внезапно мимо окна, вниз, пролетело нечто громадное и черное. Как позже выяснилось, выбросился из окна сосед. Обнял весь асфальт мира, бедняга… А потом за стеной другой сосед помер. Решил яичек сварить, да беда, заснул пьяный. Квартира не сгорела, зато дыма много было. А в одном из текстов Иванио строчка была: «Я задохнулся дымом черных лесов/ Африка рулит!» А Африка здесь притом, что прозвище было у соседа Африканец. Толя-Африканец. Испугались они, конечно, тогда, но и окрылились. «Надо писать альбом.» - сказал Валерон и Иванио с ним согласился, хотя поджилки тряслись. Решили сделать его еще более черным. В музыке не произошло больших изменений, зато вокал другим стал. Иванио не пел теперь, а сплевывал проклятия в микрофон. Так и выплевал голос. Немым стал. А Валерон поседел. Пять песен планировали записать, успели четыре и только две из них были с вокалом. После этого Иванио слег в больницу, а Валерон исчез. Называлась та запись «Озеро тишины. В нем утонули твои надежды» *** Город продолжал оставаться городом, несмотря на то, что все с ног на голову перевернулось. Несмотря на то, что Ленин, устав на пьедестале стоять, сошел спустя десятки лет на землю, и теперь присел в аллее, что у него за спиной находилась все это время. Теперь, неторопливо ласкает тоненькие березки гранитными радиоактивными ладонями, траву в труху растирает, пытается запах вдохнуть. И лицо его… Ведь если подумать, полубога лицо. В жизни как калмык выглядел, а теперь тупо как полубог. *** Kvist тебя сбереги От мерзкой напасти огради В небо смотри Видишь там ветвь? То Kvist среди облаков С единственным своим альбомом Записанным для таких как мы чуваков *** Ветер, холодный, рвет куртки на нас. Я так благодарен Антохе, что он верит так же как я. Мои руки как две длинных сосульки, машу ими в разные стороны, чтобы не упасть. У Антохи с ногами проблемы. Они там в сапогах как-будто исчезли. Не то чтобы из последних сил, загребая руками-сосульками, запястья обжигая снегом, мы идем к цели. Но чувствуем, что замерзнуть возможно. Однако и останавливаться нельзя ни в коем случае. Сероглазка ждет. *** Расскажу, что, тем временем в городе творилось. Изменение не всех коснулось. Тех только, кто не понял, что вокруг все изменилось. А те, кто понял, ох…ли от преобразований. Государственная система приобрела абсолютно фантастические формы. Так, например, в милицию, если теперь зайти, то можно увидеть как стоят по этажам, раскачиваются сотрудники. Ничего не видят, ничего не ощущают. Просто раскачиваются на месте, да вроде как вдаль глядят. Дела закрывают. Скорая теперь стала Медленной. Мучительно медленно ехала сквозь сон человека, чернотой запечатывая за собой дорогу. Чем ближе – тем больше черноты. МЧС сросся с депутатским корпусом – у каждого депутата на спине по МЧС-овцу выросло. Ну а губернатор смылся с деньгами на Шумшу и, вроде как, японцы погибшие к себе взяли его, в вечную смерть. *** Школы позакрывались и именно они стали прибежищем тех, кто понял, что все вокруг изменилось. Прибежищем во снах. Глава 2 На пятый день увидели китов. Из сна меня буквально вырвали. С нехваткой дыхания, как из ледяной воды, с судорожным вздохом из липких историй про то, как ты не успеваешь ничего, хоть и торопишься, вынырнул. Сердце ходуном. Антоха меня за руку из сна в реальность держит. И я не сразу понимаю, где нахожусь. Сначала запах. Сырой, пьянящий, запах дерева и соли. Звук затем, и звук этот я заберу с собой. И звук и запах счастья. Жизнь лучше сна. Но ведь и так бывает. Звук корабля в дрейфе – слегка скрип, слегка плеск волны о борт. А запах еще к тому же – запах больших расстояний, великолепного простора. Ветра нет почти. И я осознаю, наконец, в этом соленом скрипе, где я. И в тот же миг изумляюсь: невозможно для этого океана – парус тряпкой! Но мы не торопимся. Острова подождут, а пока киты. Держит меня за руку и улыбается: - Вставай, пропустишь! Выйди на палубу, в лазурь. Солнце слепить тебя будет. Задашься вопросом, «почему я здесь». Молчи тогда, нет никакого «я». Ты здесь потому-что все мы здесь. И Командор с нами. На шканцах, где ему и положено быть. Улыбается, морщинки лучистые, глаза украсили. И указывает рукой туда, где… У-у-у-х *** Говорят: летаешь во сне – растешь. Туман с сопки, снег с дождем. Крыши гаражей словно друзья-товарищи в строю на плацу. Плечи запорошило. Красные фары - в желтый переулок, медленно с достоинством. Зима во всей красе, величественна – даже люди притихли, по кухням борщи варят, да по телеку «Ханна Монтана» идет. Тишина святая. *** Иванио размазало по городу на месяц. Все не мог собраться никак. Встряхнуть мыслями. Водочка караулила повсюду. Буквально за каждым углом. Предательски, в спину, когда уже, казалось, отмазался. Поверх густым дымом и в город, в ночь. Туман, дорога, fuck автобусам. *** За окном - квартира неопрятная, стариковская. И Валерон в нелепой рубашке, тертых джинсах, босиком по полу. На подоконнике лекарства перебирает. Лицо прямо напротив моего, на расстоянии вытянутой руки, но не видит Валерон дальше стекла. Берет упаковку, бесконечно долго ее рассматривает, и на место, затем, кладет. И так череду раз, перед тем как на кухню отправиться. Всем весом седины и морщин его вниз тянет, к земле. Постарел ужасно. Возможно ли, что человек за месяц так стареет? А на кухне пельмешки в кастрюльке кипят. И тает, тает снег, падающий на лицо колкими колючками. И стучать в окно, звонить в дверь бесполезно. Спит Валерон. Не слышит. Слышит только, как пельмешки на кухне вечно кипят. Да всю дорогу лекарства на подоконнике перебирает. Глава три А вот тебе другая остория. Был у меня друг. Одержимый музыкой мечтатель. Звали его Валера Валерон. Непривычная для нас фамилия. Испанская. Родители его родителей иммигрировали в СССР, окончательно потеряв надежду в 39-ом. Как их занесло на Камчатку, ума не приложу. Однако, это невыносимо круто – испанцы на Камчатке. Валерон в свое время обслушался гитарного дроуна, эмбиента, нойза, да и вообще андеграунда всякого, и загорелся идеей играть музыку. Родители в том момент были в долгой командировке на Командорах, и поэтому Валерон с младшей сестрой Таней занимались хозяйством сами, пользуясь родительскими отчислениями. Взяв из денежного перевода значительную часть, Валерон купил гитару и усилитель. Первые эксперименты представляли собой гудение на верхних струнах – Валерона захватил звук. Два месяца гитара гудела. Сплетала узоры примитивных мелодий. Те музыкальные опыты история не сохранила, за исключением одной медленной (разумеется) композиции с двумя гитарами, одной гудящей и одной прозрачной, невесомой, в которой проявились отголоски будущего фирменного стиля Валерона. Постепенно музыка усложнялась. Валерон старался отразить в ней сласть, что несли ему сны. Работая над материалом, который в ближайшее время должен был быть обстоятельно записан, Валерон отчаянно размышлял над названием проекта. Каким оно будет? Ничего не приходило на ум, хотя лето было прекрасным. И вот, однажды, к нему подошла сестра и предложила название, а вдобавок к нему и тексты. В голове Валерона ретроспективно пронеслись картинки. Таня заходит за тетрадью, Таня заходит за ручкой, Таня заходит за всякой фигней!, Таня заходит, смотрит в окно и молчит. Заходит в его комнату, когда он играет на гитаре. Тогда наверняка, Таня стоит за прикрытой дверью и украдкой слушает его музыку. Волна тепла согрела тело изнутри, электрические разряды побежали по спине наверх. Ты на полу сидишь В пыли, в уюте тихом И лишь света полоска В темноте твоей маленькой комнаты Проект с легкой руки Тани получил название Ожидая, когда они вернутся домой, а альбом, записанный в домашних условиях в течение следующего за этим событием месяца, «Высшее счастье видеть из твоего окна это холодное серое море». Четыре безымянных композиции о зимней грусти. О красоте города, засыпанного напрочь снегом. О снах, снящихся людям, живущим в нем. Надо сказать, ребята потрудились на славу. И если партии гитары Валерона были достаточно просты и, даже, примитивны, вкрапления мягкого голоса Тани, выводили музыку на новый уровень. Валерон был в шоке, Таня улыбалась. Две дорожки гитары и одна - вокал. Свели, как могли, в cubase и отложили до субботы, договорившись послушать в спокойный день. Бутылка красного вина и сигарета. За открытым настежь окном, дождь. Но без ветра, который ты так не любишь. Совсем без него, а только с огнями фонарей и совсем нет прохожих. Совсем нет беспокойства, под эти эпичные треки. Тихий океан, летом окутал нас всех своей зимой. В тот сладостный час Валерон уже обдумывал второй альбом и представлял его серым и сладким как сон. Он поделился мыслями с Таней, которая уже на следующий день приступила к разработке новых поэтических идей. На этот раз работа над альбомом заняла гораздо больше времени. Ребята досконально продумывали каждое решение. Спорили, соглашались, не прекращая петь и играть. Мелодия и Чистое Небо поселились на полгода в импровизированной студии, где иногда кофе был горячим, часто холодным, окно иногда открытым, но чаще закрытым, оборудование иногда включенным, но почти всегда нет. Проходя смены настроений, разочаровываясь и окрыляясь. Материал был готов для записи 31 декабря, под новый год. В тот день приехали с Командор родители и их голоса слышны в промежутках между песнями. Путешествие с маленьким диктофоном по улицам ночного города. Четыре безымянных, только пронумерованных, композиции. «Старые лестницы» - так назвали запись. И на ней гитара Валерона обрела, наконец, свой неповторимый почерк. Первая вещь торжественная. Но не сразу. Сначала рваный ритм как пурга хлещет по окнам, по щекам, затем только взрывается бриллиантовая гитара: Вечер в подъезде Тихо ветер за дверью Ноги промокли И душа вслед за ними С утра завтра в школу, А тебе на работу Далее следует баллада из плотной стены звука. Несколько гитар сходятся иногда в прекрасных сочетаниях нот разрешаясь, чтобы снова рассыпаться в разные стороны. Тихий голос напевает, пробивает стену, теряясь в пучине звука, появляется снова. Рассказывает об одиночестве и о том, что где-то сейчас, кто-то так же одинок и хорош собой. Прекрасный печальный человек. Шум ветра продолжается не смолкая, символизируя три вещи. Первое - квартира, человек. Второе – ветер, бог гладит город. Третье – неведомое и недосягаемое вдали, без человека. Третья композиция посвящена воспоминаниям. Ровная, мощная и плеск волн всю дорогу. Два моря, Три океана Необходимо пройти Прежде чем оказаться у этой заветной двери Там, за ней выход К самому солнцу К плеску волны Иди вперед и прочувствуй моменты Полузабытой весны Перед четвертой, завершающей – кусок разговора. Отец: - Я вспомнил 74 год. И тебя в том платье. Мать: - Да-да! Тот день, когда мы провожали на Морвокзале твоих родителей. Отец: - Тогда было чудесное лето. Мать: - И кот Барсик, пушистый красавец, был еще с нами. Затем долгая и сложная песнь. Зима с ней приходит. Голос детский, жёсткий обиженно рассказывает о том, что мир встал на паузу. Так же как в прошлом году в это время. И как в позапрошлом, и как в позапозапрошлом… Июль 2014